Про Лес.

Похолодало, ночные заморозки, да и дождей не было неделю – для грибов не самая погода. Вот и решила пойти в лес и попрощаться. В идеале до следующего года, а там, кто знает.
От земли поднимался густой туман, Лес стоял торжественный и красивый, как органная музыка Баха, и совершенно безжизненный. Ни муравьёв, ни мошек, ни птичьих голосов.
«Чего тебе, убогая?» - прошуршали листья.
«Да вот, попрощаться пришла» опечалилась я.
Лес тихо вздохнул, слабым дуновением воздуха, и выдал мне на бедность хилый польский белый, молодой подосиновик и старую сыроежку. «Спасибо» - обрадовалась я подосиновику, и стала неуверенно топтаться вокруг трёх сосен.
« Чего топчешься?» - послышалось мне.
«Да вот, за грибы спасибо, только не соорудишь из них ничего, я тут ещё поброжу немного» - подумала я. Лес вместо ответа подсунул мне прикрытый мхом гнилой пенёк, и я не побрела, а побежала, чтобы не упасть.
А всё же нашлись и подберёзовики и моховики. И на своё волнушечное место я сходила. Там народ не так часто шастает: густо заросшая кустами и молодняком просека, по которой удобнее всего передвигаться чуть ли не ползком, отбивая от веток куртку, не располагает к приятным прогулкам. Но только там и растут волнушки. А пока я пыталась добраться до самой недоступной, и поэтому ну просто необходимой волнушки, нашла пару молодых и крепких черноголовиков. Потом встретилось мне семейство дятлов, старых знакомых, которые неумолчно добывали жучков насущных.
« Слушай!» -сказала я Лесу на обратном пути: «А вдруг потеплеет и дождь пройдёт. Может я ещё приду?»
«по-жи-вём-у-ви-дим!» – простучал вдалеке дятел. Потом раздался громкий топот, и мимо очередной раз промчалась ошалелая от радости Собака.
«Вот и Собака любит носиться в Лесу, так может и придём ещё» - решила я и потопала домой.

Алёна Савченко Сороки.

Про Лес.

Похолодало, ночные заморозки, да и дождей не было неделю – для грибов не самая погода. Вот и решила пойти в лес и попрощаться. В идеале до следующего года, а там, кто знает.
От земли поднимался густой туман, Лес стоял торжественный и красивый, как органная музыка Баха, и совершенно безжизненный. Ни муравьёв, ни мошек, ни птичьих голосов.
«Чего тебе, убогая?» - прошуршали листья.
«Да вот, попрощаться пришла» опечалилась я.
Лес тихо вздохнул, слабым дуновением воздуха, и выдал мне на бедность хилый польский белый, молодой подосиновик и старую сыроежку. «Спасибо» - обрадовалась я подосиновику, и стала неуверенно топтаться вокруг трёх сосен.
« Чего топчешься?» - послышалось мне.
«Да вот, за грибы спасибо, только не соорудишь из них ничего, я тут ещё поброжу немного» - подумала я. Лес вместо ответа подсунул мне прикрытый мхом гнилой пенёк, и я не побрела, а побежала, чтобы не упасть.
А всё же нашлись и подберёзовики и моховики. И на своё волнушечное место я сходила. Там народ не так часто шастает: густо заросшая кустами и молодняком просека, по которой удобнее всего передвигаться чуть ли не ползком, отбивая от веток куртку, не располагает к приятным прогулкам. Но только там и растут волнушки. А пока я пыталась добраться до самой недоступной, и поэтому ну просто необходимой волнушки, нашла пару молодых и крепких черноголовиков. Потом встретилось мне семейство дятлов, старых знакомых, которые неумолчно добывали жучков насущных.
« Слушай!» -сказала я Лесу на обратном пути: «А вдруг потеплеет и дождь пройдёт. Может я ещё приду?»
«по-жи-вём-у-ви-дим!» – простучал вдалеке дятел. Потом раздался громкий топот, и мимо очередной раз промчалась ошалелая от радости Собака.
«Вот и Собака любит носиться в Лесу, так может и придём ещё» - решила я и потопала домой.

Алёна Савченко Сороки.